Жил-был когда-то чабан, и было у него три послушных, трудолюбивых дочери. Он пас овец, а дочки управлялись с делами по дому, и всё шло так, как должно было идти. Да с некоторых пор стал чувствовать чабан, что старость гнетёт его к земле, и в один прекрасный день так сказал он своим дочкам:

- Дорогие мои, стар я стал, нет у меня больше сил пасти отару.

- Ах, отец, не печалься, оставайся дома, отдохни, наберись сил, а отару будем мы пасти но очереди, - говорит старшая дочь.

- Согласился б я, дорогая, если б вы были парнями, вы же - девушки-домоседки, боюсь, только выйдете в поле - перепугаетесь чего-нибудь.

- Ох, батюшка, - возразила ему старшая дочь, - увидишь, как ещё станем пасти, радоваться будешь - не нарадуешься.

- Помолчи, дочь, ибо с тех пор, как пасу овец, не видел ещё чабана с платком на голове и в юбке.

- А мы оденемся в мужскую одежду: зипун, кушму, постолы. Никто нас и не узнает.

- Может, и так.

Недолго думая, надела старшая дочь зипун, обула постолы, на голову натянула кушму, - чем не парень! - обвязалась потом кушаком красным, как пламя, кушму же загнула эдак залихватски. Выпустила затем овец из загона, вывела отару за село и, наигрывая на флуере, направилась к небольшому холму. Старый отец ни придал особого значения словам и смелости дочери, он просто хотел проверить, может ли надеяться в случае беды на неё. Прячась, чтоб не видели остальные дочери, вытащил он из-за балки медвежью шкуру, прокрался в кустарник, натянул на себя шкуру и явился к отаре, - мрр... мрр!., - кидается прямо на овец. Овечки же, едва увидели, что к ним приближается зверь, разбежались вмиг, глазами и то не поймать бы их. Чабан окаменел на месте от страха. Ноги задрожали, палку выронил из рук и, закричав от ужаса, повернул назад, домой, так что только пятки засверкали.

Горестно и досадно стало старику, как никогда. Придя домой, увидел он дочь свою, перепуганную насмерть и бледную, как воск.

- Ох, беды мои, знал же я, что на вас надежды мало. Только и годитесь, что у плиты вертеться.

- Не огорчайся, отец, - говорит вторая дочь, - поведу теперь я овец на пастбище.

- Дочь дорогая, сидела б ты лучше дома, не хочется мне, чтоб и тебя так напугали звери, как твою сестру.

Да не мог её отговорить. Девушка оделась в мужскую одежду и погнала овец туда, где трава была гуще.

Отец же не мог усидеть на месте. Хотел он убедиться, может ли быть уверенным в разуме и смелости средней дочери, если (не дай, господь!) случится с ней какая беда. И так же скрываясь, незаметно взял медвежью шкуру, на лесной поляне, к которой как раз приближалась дочь с отарой, надел на себя шкуру и - мрр! мрр!..- вышел к ним. Девушка, увидев такую громадину, что шла на нее, рыча и лязгая зубами, повернула овец назад и побежала что было мочи.

Старик же спрятал шкуру и бегом за дочерью. Во двор вошли они почти одновременно. А дома - плач, стенанья, бедный человек света белого не взвидел от такого переполоха. Собрав всех трёх дочерей, принялся он их успокаивать и жаловаться на судьбу:

- Ох, мои беды, видно, нету счастья мне на свете: будь у меня сын, была бы сегодня помощь, а так что делать? Пропадут овцы, ухоженные мной, и после стольких лет тяжелого труда останусь я ни с чем.

Младшая дочь так близко к сердцу приняла сетованья отца, что решила помочь его беде во что бы то ни стало.

- Отец, - сказала она, - поведу и я овец на пастбище.

- Оставь, дочь моя, не было мне помощи от старших твоих сестёр, а от тебя - тем более. Боюсь, перепугаешься так, что потом в себя не придёшь.

- Не испугаюсь я ничего на свете.

- Так все вы говорите дома, под родительской крышей, а там, на поле, дрожите от страха.

Но отговорить никак не мог её. Сколько ни урезонивал, всё равно она сделала так, как сказала. Надела зипун, обула постолы, натянула кушму на голову и отправилась с овцами в лес.

Как вывела она отару во широко поле, одна овечка принялась блеять да суетиться, места себе не находит, будто заболела вертянкой.

- Что приключилось, миоара милая, не по душе тебе твой хозяин иль трава полевая?

- И трава мне нравится, и хозяин по душе, а не могу себе места найти, потому что боюсь:, опять медведь встретится - испугаешься до смерти, как перепугались твои старшие сестры.

Девушка, как все девушки, хоть и была смелой, но всё жа боялась одна-одинёшенька в поле, и поддержки никакой.

- Ты много раз паслась в этих опасных местах, миоара милая, не будет ли лучше обойти их?

- Обходи-не обходи, опасность - впереди, но ты не бойся. Как увидишь, что медведь направляется к отаре - кидайся к нему с батогом и бей по морде.

Девушка очень уж хотела сдержать слово, данное отцу, приободрилась и пошла вперед, - туда, откуда обычно зверь появлялся. Вот и медведь показался, рыча, лязгая зубами, и бросился на овец и девушку. Овцы перепугались, сбились в кучу и хотели было бежать прочь. Девушка же покрутила батогом над головой, свистнула и - трах! - один раз медведя по морде, - бах! - по ребрам так, что отец почувствовал, как медвежья шкура расползается от ударов. Отскочил он в сторону и закричал:

- Стой, дочь моя, не бей!

Девушка, услышав такое, ушам своим и глазам не поверила. Задрожала вся, а отец подошёл к ней, обнял и так сказал:

- Дочь моя, ты сдержала слово, не перепугалась, как твои сёстры, отныне ты будешь пасти овец, и я спокоен, - знаю, что есть кому ухаживать за ними, и никто отныне не отважится сказать, что ты не настоящий чабан.

И стала она пасти овец, обошла с ними, все места вдоль и поперёк. Дела шли как по маслу, и отцу было легко на сердце, и людям приятно видеть такого чабана. Однажды повела она отару в места, более отдалённые, и там повстречался ей другой чабан с отарой. Как обычно при встрече двух чабанов, соединили они отары, один - слово, другой - второе, разговорились, и узнала девица, что этот чабан - сын бабы Котороанцы.

Так пасли они и пасли овец вместе. Да вот как-то посмотрел сын бабы Котороанцы на девушку более долгим взглядом, и ёкнуло у него сердце: понял он, что чабан этот - девица, а не парень, как можно было думать, глядя на одежду. Эта догадка, пустившая ростки в его сердце, не давала ему покоя и грызла день и ночь, заставляя его бороться с думами, как море бьется с ветрами.

Украдкой глядел парень то на румянец щек, то на плавную походку, то на сладкие уста, а вечерами, когда пригонял он отару домой, видела Котороанца, что сын её тяжко вздыхает и тает прямо на глазах.

- Да что с тобой, сынок дорогой, - обратилась она к нему как-то, - что случилось? Может, несчастье какое?

- Да нет же, - говорит он.- Встретился я сегодня с одним чабаном, и показалось мне по тому, как он ходит и как ведёт себя, что это девушка, но ни словом, ни главами не мог я проникнуть в тайну.

- Не кручинься, а испытай его, как я тебе сейчас посоветую, и обязательно всё узнаешь. Завтра, когда встретишься с ним, поведи овец под полог леса, где будут птицы и цветы, и, если это будет юноша, - потянется он к деревьям, чтоб выбрать палку для батога или ветку для свирели, а если будет девушка, - потянется она к цветам.

Сын Котороанцы ожил вмиг и решил сделать, как посоветовала мать. На другой день, распевая, влюблённый в поля и кодры, приблизился он к отаре девицы.